– Ну надо же, – усмехнулся Игорь. – А я вот знаю, где ты работаешь. Ты в мясной лавке торгуешь. Вот только не помню, на каком рынке стоишь.

– На Люблинском. Третий павильон слева.

– Теперь буду знать.

В воздухе повисло молчание. Игорь по-прежнему не спускал с меня глаз. Уходить он, по всей видимости, не собирался. Первой не выдержала Татьяна. Она широко раздула ноздри, подбоченилась и закричала:

– Послушай, ты к дяде Саше пришел или на мою подругу пялиться?!

– Вообще-то к дяде Саше, но раз у тебя такая подруга…

– Закатай губищи, парень! Дяди Саши дома нет, и тебе здесь делать нечего.

– Но во дворе стоит его машина.

– Ну и что? У него машин много.

Игорь бесцеремонно отстранил домработницу и прошел в столовую.

– Ой, да у вас тут настоящий пир. Шампанское течет рекой. Пируете, значит, девочки, пока хозяев нет?!

– Пируем, – с вызовом сказала Татьяна. – А что?

– И не скучно вам без мужиков? Может, ваше женское общество разбавить нужно?

– Без тебя обойдемся, благодетель!

– Так, говоришь, дядя Саша не приезжал?

– Не приезжал.

– А я-то думал, что он меня видеть не хочет. Мы с ним на рыбалке повздорили. Хотелось наладить контакт…

– В следующий раз наладишь, – Татьяна, надо отдать ей должное, держалась стоически.

– Расслабься, я сейчас уйду, – бросил ей Игорь и уже более мягко сказал мне: – Ничего не заканчивается, пока не заканчивается. Знакома ли тебе эта фраза?

Я не ответила и отвела глаза в сторону.

– Я в соседнем доме живу. У нас тоже пирушка складывается. Гости приехали, шашлык жарим. Приходи, я буду ждать.

Игорь подмигнул Татьяне и пошел к выходу.

Татьяна закрыла за ним и со злостью пнула входную дверь ногой.

– Придурок хренов! Шурик ему понадобился! Ломится, как к себе домой… А ты-то зачем вышла?

– А что я, по-твоему, должна была делать? Сидеть и ждать, пока он сам в столовую войдет?

– А ты с ним вправду знакома?

– Да нет… Он меня с кем-то спутал.

Мы вновь сели за стол и разлили шампанское. Татьяна задумчиво покрутила бокал в руке.

– Классный мужик, – сказала она. – И симпатичный, и при деньгах. Редкое сочетание… Предки у него богатые. А дом внутри еще похлеще, чем у Шурика.

– Я же тебе говорила, что от машины надо поскорей избавиться. Видишь, сосед подумал, что Шурик здесь. Машина-то на виду стоит.

– Ничего страшного! Одна стоит, а на другой он по Москве катается. Сама знаешь, сколько у Шурика машин. Можно со счету сбиться. Мало ли, на какой он уехал. Шурик любил машины менять. Слабость у него такая. Нормальная, здоровая слабость… Кто-то марки коллекционирует, кто-то значки, а Шурик – машины. Такое своеобразное хобби.

После затянувшегося ужина Татьяна убрала посуду и, зевая, сказала:

– Давай спать. Завтра отгоним тачку и разбежимся как в море корабли.

– Да ты, никак, на родину собралась?

– А чего я там не видела? Уволить меня не уволят. Все равно за домом уход нужен, а я на совесть работаю. Лучшей домработницы им и не найти. Нравится мне здесь, Маргарита. Особенно когда хозяев нет. Извращенец Шурик под сосной лежит, так что мне теперь ничего не угрожает. Ни-че-го.

Татьяна зевнула еще раз, потерла сонные глаза и спросила:

– Может, тебе все-таки в спальне постелить? На диване, поди, неудобно.

– Нет, мне там Шурик мерещиться будет, – замахала я руками.

– А ты ложись в гостевой. Она на втором этаже. Там кровать хорошая. Белье я сегодня поменяла.

– Мне кажется, я не усну. Какой, к черту, сон, после всего этого.

– Постарайся себя заставить. Завтра нужно встать бодрой, полной сил. Тебе же за рулем сидеть!

Татьяна пожелала мне спокойной ночи и ушла. Я небрежно сдернула безвкусное, расшитое огнедышащими драконами шуршащее китайское покрывало с широкой двуспальной кровати, походила по спальне из угла в угол, выключила раздражающе яркий верхний свет (достаточно лампы в изголовье), легла и уставилась в потолок.

Рядом, на тумбочке, лежал томик Оскара Уайльда. Подсунув под спину подушку, я взяла его и принялась не спеша перелистывать страницы. «Счастливый Принц», «Соловей и Роза», «Мальчик-звезда»… «Кентервильское привидение». Последний раз я читала его в детстве. «Материально-идеалистическая история». Вот как?

А мне-то казалось, что это сказка… «Смерть, должно быть, прекрасна. Лежишь в мягкой сырой земле, и над тобой колышутся травы, и слушаешь тишину…» Перед глазами явственно предстала сосна, под которой мы с Танькой закопали Шурика.

«Ритусик», – позвал меня дребезжащий старческий голос. Волосы на моей голове зашевелились.

«Ритусик…»

Уайльд полетел в сторону. Ну его, этого мистика!

Я вскочила и подбежала к окну. На улице фонарь освещал дорожку, ведущую к гаражу. У въезда в гараж, невидимый отсюда, стоит Шуриков джип.

Завтра утром заведу его и уеду. А сейчас дочитаю Уайльда, чтобы перебороть страх!

«Едва слышно вскрикнув от радости, он поднялся на ноги, взял ее руку и, наклонившись со старомодной грацией, поднес к губам. Пальцы его были холодны как лед, губы жгли как огонь, но Вирджиния не дрогнула…» Молодец, храбрая девочка, и я буду такой. А пальцы у Шурика и в самом деле были до омерзения холодные… Такие бывают только у стариков и… и у покойников.

«Папа, – сказала Вирджиния спокойно, – я провела весь вечер с духом. Он умер, и вы должны пойти взглянуть на него. Он был очень дурным при жизни, но раскаялся в своих грехах и подарил мне на память эту шкатулку с чудесными драгоценностями». Шурик тоже был очень дурным при жизни… А в грехах он раскаяться не успел… Ну да ладно, закажу ему службу в церкви, хотя, наверное, уже поздно. Жарится мой Шурик теперь на сковородке в аду. Что же касается драгоценностей… Бриллиантовое кольцо, такие же серьги, бижутерия от Сваровски… Нет, бижутерию дарил не он. А кто? Не помню уже. Мужчины в моей жизни менялись часто… О, я для них всегда желанна, всегда…

Ну вот наконец потянуло в сон. Глаза слипаются… Татьяна… Джеймс Бонд в юбке… Видеокамера, диктофон, сканер… Работает на украинскую разведку? Сколько же тебе заплатили, дрянь?

Скрип, скрип, скрип – еле слышные шаги в коридоре. А, это ты, Шурик! «Когда заплачет, не шутя, здесь златокудрое дитя…» Как там дальше? «Тогда взликует этот дом, и дух уснет, живущий в нем».

Сверху на меня навалилось что-то тяжелое, мешая дышать. Я замычала и поняла, что это подушка. Подушку держали чьи-то руки. Гладкие и горячие – женские руки. Татьяна? Теряя сознание, я вцепилась ногтями в шершавые подлокотья. Женщина вскрикнула и ослабила хватку. Подушка сползла с моего лица. Татьяна… Она…

– Пусти, – прохрипела я, но хохлушка сомкнула пальцы на моей шее.

– Сдохни, гадина, сдохни, – шептали ее губы.

Из последних сил я нашарила стоящую на тумбочке изящную бронзовую статуэтку и ударила Татьяну по голове. Татьяна вскрикнула и разжала пальцы. Затем, как тяжелый куль, осела на пол.

Мне катастрофически не хватало воздуха. Горло, грудь, голова – все разрывалось от боли. Шатаясь, я встала с кровати, подползла к окну и распахнула его настежь. Прохладный ночной воздух привел меня в чувство.

Татьяна лежала на полу и не издавала ни звука.

Я села на корточки рядом с ней и, почти не надеясь услышать ответ, прошептала:

– Таня, ты слышишь меня? Я же ничего плохого тебе не сделала! Какого черта ты набросилась на меня?!

Узкие щелочки ее глаз чуть-чуть приоткрылись.

– Ты… Ты убила меня… Ты… ты… – Она хотела сказать еще что-то, но не смогла.

– Я не собиралась тебя убивать, не собиралась! – закричала я. – Я себя защитить пыталась! А что бы ты делала на моем месте?! – От возмущения я задохнулась. Ведь это я, я могла сейчас лежать бездыханной на смятых шелковых простынях. О, я бы не пролежала слишком долго!

У Татьяны богатый опыт. Она бы закопала меня под сосной рядом с Шуриком. И клумбу бы разбила, и… И все-таки мне было ее жалко. Вон кровищи-то сколько. Я же не зверь, в конце концов.